Стужа - Страница 38

Гест отнес на вершину холма, к настилу с каменной пирамидой, овечью шкуру и несколько одеял. Там он проводил ночи. А нередко и дни, поочередно с Ари. Порой они видели в море паруса, но все корабли шли мимо. Еще они бродили по горам, отыскали кой-какую домашнюю скотину. Ари знал рыбные места, и они ловили неводом с берега и тянули жребий, кому лезть в ледяную воду и расправлять сети и грузила. Иногда находили птичьи яйца. Шли дни, и Гест все больше жалел, что затопил лодку, ибо эта лодка с пятью парами весел вполне могла бы доставить их на полночь, в соседний фьорд, где жила Ингибьёрг, сиречь если она там жила, ведь Геста одолевало неотвязное ощущение, что они находятся совсем не в том мире, в котором он родился и который знал. Однажды вечером Ари сказал:

— Напрасно ты затопил лодку.

— Пожалуй, — согласился Гест. — Но я думал, они вернутся в тот же день или на следующий. Подождем еще неделю. Коли не явятся, мы поднимем лодку.

Каждый день Ари упражнялся с копейным древком. Гест показал мальчику, как держать его, чтобы обороняться от меча и топора. Дети стреляли из лука по мишеням и ни единого разу не завели разговора о своих родителях, рассуждали только о том, как покинут усадьбу, и недоумевали, почему нельзя сделать это прямо сейчас.

Гест не мог дать им ответа.

Как-то ночью, когда Ари караулил возле каменной груды, он поднялся на гору, обвел взглядом море и острова. Странно все-таки, что нигде нет построек и что корабли сюда не заходят. Он начал подниматься на гребень, но не сумел отыскать тот уступ, который впервые привел его сюда; местность кругом непроходимая, изрезанная расщелинами, заросшая густым кустарником, заваленная каменными глыбами, он то карабкался, то шел и в конце концов добрался до высшей точки — солнце стояло на севере, а на востоке, насколько хватало глаз, тянулись сплошные расщелины, и Гест подумал: слепой случай подыграл ему.

На обратном пути ветер усилился, полил дождь, над головой парил орел, и снова Гест не нашел дороги — ни первой, ни той, по которой только что сюда добрался, спустился в Хавглам уже по третьей; Ари спал под овчиной возле камней. Гест разбудил его и спросил, были ли в усадьбе лошади.

— Да, были раньше, — ответил Ари. — Только их на лодках привозили.

Гест отыскал старое копье, снял с него наконечник и насадил на Арино древко, сказав, что теперь мальчик знает, как держать копье и как на него опираться. Рассказал им предание, которого они не поняли и обсуждать не пожелали. Погримасничал — Халльбера смеялась, а Стейнунн даже не улыбнулась, лишь обронила, что у Геста глупый вид. Он рассказал им о своей сестре Аслауг, о том, какая она сильная и несгибаемая, вот и им, мол, никак нельзя сдаваться, и теперь надобно привести в порядок сожженные дома. Однако ж он по-прежнему не узнавал мира, в котором родился. Коли бы все люди умерли и земля опустела, они бы тут ничего не заметили. Без лодки им вообще ничегошеньки не заметить. Увидев, что Халльбера и Стейнунн рвут цветы, он спросил, зачем они это делают.

— Мы всегда собирали цветы, — ответила Стейнунн. — Вместе с мамой.

Тут-то Гест наконец и почел уместным выяснить, откуда у нее золотая брошь.

— От мамы, — сказала девочка и накрыла брошь ладошкой. А потом поинтересовалась, зачем Гест спрашивал, христиане они или язычники, она и сама думала об этом, еще прежде чем услыхала его рассказ про Ананию и ослепшего Савла.

— Я хотел узнать, ставить ли кресты на могилах. Стейнунн задумалась, потом спросила:

— А крест — это хорошо?

— Я не знаю, — ответил Гест. Глядя в ее открытое, искреннее лицо, он понял, что не способен дать ей тот ответ, какого она желает, такой ответ может дать перепуганному ребенку только верующий, причем более праведный, чем даже Кнут священник. Но все-таки сказал, что, собственно говоря, крест — это человек, замученный, но спасенный и оттого счастливый, обретший вечную жизнь.

— Что значит спасенный? — спросила Стейнунн.

Той ночью, когда явились они, Гест сидел на холме и смотрел на север, прямо навстречу челну. Он даже не сразу сообразил, что это челн, ведь царило безветрие, воздух полнился глубокой синевой, и ему подумалось, что там мираж, или утес, или кит, но потом он разглядел, как взблескивают лопасти весел.

Гест бросился в дом, разбудил детей. Девочки расплакались. Он схватил их за руки, вытащил на лужайку и велел схорониться в росистой траве — вот как замерзнут, так вправду будет повод для слез.

Вместе с Ари он снова взобрался на холм, к каменной пирамиде. Челн приближался, они уже слышали плеск весел. Ари дрожал всем телом, Гест ладонью похлопал его по спине.

— Я вижу только пятерых, — шепнул он.

Челн скользнул в пролив, исчез из виду, донесся глухой стук, потом они снова увидели корму, которая бесшумно прошла прямо под ними. Гест заметил, что двое мужчин, сидевшие на веслах, гребли одной рукой; один человек безжизненно лежал на парусе, еще один — на кормовом настиле, а на носу, облокотясь на собственные колени, сидел одетый в серое великан, будто спал.

— Это Транд, — прошептал Ари.

Передний гребец обернулся, посмотрел на берег, что-то сказал, серый великан поднял голову, но не оглянулся. Халльбера и Стейнунн встали на ноги и заревели. Гест схватил камень, запустил им в челн и попал в человека на корме, Ари угодил камнем в ближнего гребца. Вторым броском они достали лежавшего на парусе, третьим — другого гребца. Из челна не донеслось ни звука, словно там не люди, а призраки. Ари опять задрожал, выпустил древко копья и камни бросать отказался.