Стужа - Страница 54

Гест кивал, потом сложил весла и встал во весь рост, широко расставив ноги и покачиваясь взад-вперед, так что вода заплескала о борта.

— Хочу рассказать тебе притчу, загадку, — сказал Гест.

Что ж, он не прочь послушать, отозвался Тородд. В таком случае, предупредил Гест, слушать надобно очень внимательно, загадка непростая. Тородд энергично кивнул.

— Два человека ловят рыбу, — начал Гест. — И коли первый, что поклоняется Белому Христу, поймает две крупные рыбины, а другой, что поклоняется старым богам, — две мелкие, то язычник выбросит больших рыбин в воду и скажет, что нынче они обойдутся мелкими. Коли же, наоборот, тот, что поклоняется Господу, поймает двух мелких рыбешек и вздумает отправить крупных в воду, язычник швырнет за борт его самого и утопит. Какой вывод ты отсюда сделаешь, а?

Тородд задумался.

— Ты опять строишь насмешки над, Господом?

— Нет, — сказал Гест.

— Мне угрожаешь, да? — спросил старик. — Хочешь меня вышвырнуть?

— Зачем? Ты был добр ко мне. Стало быть, ответ снова отрицательный.

Тородд сказал, что в таком разе он сдается, к тому же устал от этих вопросов, пускай Гест сам разобъяснит.

— Ладно, — сказал Гест, — но сперва повторю загадку еще раз. — Так он и сделал. Посмеиваясь. Тородд тоже посмеялся, не слишком уверенно.

— Я и теперь ничего не понимаю, — признался он, — хотя, может, ты над старыми богами насмешничаешь?

— Нет, они тут ни при чем.

Гест опять сел и рассказал другую историю, как несколько лет назад два человека сидели на берегу исландской реки и не могли перебраться на ту сторону, река-то была широкая, глубокая, и по ней шел лед. Один из этих двоих, маленький, слабосильный, так измучился в долгом странствии, что хоть ложись да помирай. Второй же был большой и сильный. И пока они сидели, глядя на дальний берег, он рассказал своему малорослому спутнику эту загадку, и тот засмеялся. А в следующий миг силач столкнул его в воду и сам прыгнул следом. И оба они вправду одолели реку.

Тородд долго смотрел на него, потом сказал, что теперь и вовсе теряется в догадках.

— Какое отношение имеет этот рассказ к тем двум рыбакам?

— Маленький слабак — это я, — ответил Гест. — А большого звали Тейтр, народ кликал его Горным Тейтром, и все — что сторонники новой веры, что приверженцы старых богов — считали его полоумным и чуть ли не чудовищем. Но я-то знаю, те и другие ошибались, потому что он спас мне жизнь, без него я бы наверняка помер.

Тородд долго сидел, не говоря ни слова.

Затем кротко сказал, что у этой истории слишком много смыслов, ему их нипочем не уразуметь, сколько бы он ни ломал себе голову.

И в приступе неприязненного раздражения он добавил, что никогда больше не станет говорить с Гестом о новой вере.

— Выходит, ты впрямь мало что уразумел, — сказал Гест. — И не воображай, будто знаешь, кто я такой. Когда мы сидели возле плавильни, и я рассказывал тебе о своих странствиях, ты не очень-то прислушивался, следил только, чтобы мой рассказ совпадал с тем, что ты слыхал от Ингибьёрг и Хедина. Нынче вечером ты был внимателен, потому что боялся.

Тородд подпер голову руками и долго сидел молча.

Гест опять взялся за весла, развернул лодку носом к берегу и замер, глядя на беззвездное небо, куполом опрокинувшееся над головою старика, над стертыми костяшками пальцев, которые он запустил в белоснежные волосы.

— Помру я через год-два, — пробормотал Тородд. — Ну, может, приведется прожить и три либо четыре. И каждый день со страхом думаю, как бы не случилось чего с Ингибьёрг.

— Теперь перестанешь, — сказал Гест, начал грести и снова остановился, глядя на капли, которые, словно текучая смола, падали с весел на черную воду. — Завтра будешь думать об этой рыбалке, снова и снова, и по-прежнему изнывать от страха, как бы я не предал Ингибьёрг, ведь она для тебя больше чем дочь. Но так и должно быть, ни больше ни меньше. А еще ты будешь думать о том, что я тебя унизил. Ведь духом ты не больно силен, раз позволяешь гнусным суждениям изничтожить прежние свои героические дела. Вдобавок я тебе нравлюсь. И ты стар.

Тородд взглянул на него, но промолчал.

— Опасный ты человек, — медленно проговорил он немного погодя. — Ты похож на самые черные мои мысли.

Прошло несколько дней, и вот вечером дозорный на мысу закричал, что на подходе корабль. Хедин вернулся из Тьотты, а с ним пятеро его людей и четверо дружинников Харека. Ингибьёрг и Гест, услышав крики дозорного, спустились к причалу встретить корабль; было полнолуние и светло, как в зимний день, а по причине затянувшегося безветрия корабельщикам пришлось взяться за весла, и к берегу они причалили, обливаясь потом и выбившись из сил. Ингибьёрг внимательно их оглядела, смерила каждого с головы до ног, оценила, спросила, как звать, какого они роду-племени и откуда.

— Не знала я, что дела у Харека так плохи, — заметила она, — всего-то четверых людей смог прислать.

Хедин вышел на берег, отвел ее в сторонку и сообщил, что, по словам Харека, ей хватит своих людей да этих четверых, ведь родичей у Транда Ревуна мало, а друзей и того меньше, вдобавок он рассорился с ярлом, потому что много лет кряду грабил народ на севере, забирал дань, причитающуюся ярлу. Кстати, именно Харековы воины так сильно потрепали шайку Транда, что Гест с Ари сумели ее одолеть. Стало быть, что до мести, то она вполне может обрушиться и на Харека.

— Значит, трусости его мы обязаны этакой жалкой помощью?

— Ты же просила людей вовсе не из-за Транда Ревуна, — сухо бросил Гест, когда Хедин удалился.